И как ей это удается? - Страница 2


К оглавлению

2

— Притормози, Кэти. Ты прямо как тот ярмарочный аттракцион… как его там? Где народ визжит и размазывается по стенкам, пока крутится эта чертова штуковина?

— Центрифуга?

— Ясно, что центрифуга. Как сам аттракцион называется?

— Без понятия. Стена смерти?

— Точно.

В чем-то он прав. Я еще не дошла до того, чтобы не понимать, что жизнь — больше подделки кексов глубокой ночью. И больше усталости. Усталости глубоководной, почти бездонной. Если честно, я так и не избавилась от нее с рождения Эмили. Пять лет бреду по жизни в свинцовом панцире недосыпа. А выход? Отправиться завтра в школу и внаглую грохнуть на праздничный стол упаковку лакомств из «Сейнсбериз»? Здорово. К «мамочке, которой никогда нет дома» и «мамочке, которая всегда кричит» Эмили сможет добавить «мамочку, которая и пальцем не пошевелила» ради нее. Два десятка лет спустя, когда мою дочь схватят на территории Букингемского дворца за попытку похитить монарха, в «Вечерних новостях» появится полицейский психолог и сообщит: «Друзья Эмили Шетток считают, что ее душевные проблемы пустили корни на рождественском вечере в начальной школе, когда мать Эмили, принимавшая в ее жизни символическое участие, унизила дочь на глазах у одноклассников».

— Алло, Кейт!

— Ричард, мне нужно сито.

— Зачем?

— Чтобы посыпать кексы сахарной пудрой.

— Но зачем?..

— Чтобы никто не догадался, что я их купила, вот зачем!

Пытаясь вникнуть в суть, Ричард моргает, как в замедленном кино.

— Да не о пудре речь, Кэти. К чему эта готовка! Ты три часа как вернулась из Штатов. Никто не ждет от тебя свежей выпечки для школьного праздника.

— Да я сама жду! — рявкаю неожиданно злобно, и Ричард вздрагивает. — Так куда Пола засунула это чертово сито?!

Рич на глазах стареет. Я и не заметила, когда легкая морщинка между бровями моего мужа — в прошлом знак веселого удивления — врезалась в глубь лба и разрослась впятеро. Милый мой, смешливый Ричард, когда-то глядевший на меня, как Деннис Куэйд на Эллен Баркип в «Новом Орлеане»… Сейчас, после тринадцати лет поддержки и взаимопонимания, ты смотришь на меня, как задумчиво покуривающий детектив на медэксперта: ради всеобщего блага смирившись с необходимостью исследований, но в душе умоляя о пощаде.

— Не кричи, — вздыхает Рич. — Разбудишь. — Рука в конфетно-полосатой пижаме указывает наверх, где спят наши дети. — Да и не прятала Пола сита. Не стоит сваливать на нее вину за все подряд, Кейт. Сито живет в шкафчике рядом с микроволновкой.

— Ничего подобного, оно живет здесь, в стойке.

— Уже нет. С девяносто седьмого. Умоляю, дорогая, пойдем в постель. Тебе вставать через пять часов.

Ричард поднимается по лестнице, и ноги готовы нести меня вслед за ним, но оставить кухню в таком состоянии я не могу. Ну не могу, и точка. Здесь словно сражались не на жизнь, а на смерть: «Лего» разлетелось шрапнелью по полу, парочка покалеченных Барби, безногая и безголовая, устроили пикник на старом клетчатом пледе, среди засохших травинок — напоминании о последней семейной вылазке на природу в августе. Рядом с сеткой для овощей, точно на том же, помнится, месте, что и в утро моего отъезда в аэропорт, темнеет холмик изюминок. Кое-что за время моего отсутствия изменилось: в глубокую вазу для фруктов на столике, что стоит у самой двери в сад, добавили полдюжины яблок. Причем прямо на персики с гнильцой, истекающие золотисто-липкими слезами. С дрожью отвращения избавляюсь от гнилья, вытираю с яблок янтарные клейкие капли и кладу их обратно в вымытую и высушенную вазу. На все про все — минут семь. Осталось смахнуть сахарную пыль со стальной поверхности рабочей стойки, но процедура неожиданно затягивается: от жирно-склизкой тряпки, напичканной бактериями, тошнотворно несет тухлой водой из-под цветов. Спрашивается, до какого состояния мерзости должна дойти кухонная тряпка, чтобы кто-нибудь в этом доме додумался ее выбросить?

Запихиваю тряпку в переполненное ведро и лезу под раковину за новой. Пусто. А чего ты ждала, Кейт? Тебя дома нет — следовательно, и новой тряпки нет. Выуживаю из ведра тухлую, замачиваю в горячей воде и засыпаю «Деттолом». Последняя забота на сегодня — выложить для Эмили ее ангельские крылышки и нимб.

Уже выключив свет и двинувшись к лестнице, я торможу от неприятной мысли: если Пола обнаружит в ведре коробки из «Сейнсбериз», весть о Великом Кулинарном Подлоге немедленно станет достоянием всех окрестных нянек. Дьявольщина. Достаю коробки из ведра, заворачиваю в старые газеты, выношу приличных размеров сверток во двор и сую в огромный черный мусорный пакет — предварительно покрутив головой и убедившись в отсутствии свидетелей. Улики благополучно похоронены, и я наконец могу отправляться в постель к мужу.

В окне на лестничной площадке сквозь декабрьский туман желтеет лунный серп, прикорнувший над Лондоном в своем небесном шезлонге. Даже луна и та хоть раз в месяц да завалится на отдых. Лунный мужик, само собой. Будь это женщина, она не присела бы ни на секунду. Верно ведь?


Зубы чищу не торопясь. На каждом зубе считаю до двадцати. Если потяну время и Ричард успеет уснуть, ему не захочется секса. Не будет секса — утром обойдусь душем вместо ванны. Обойдусь душем — успею просмотреть электронную почту, что скопилась за время командировки, а возможно, и кое-что из подарков купить по дороге на работу. До Рождества каких-нибудь десять дней, а у меня ровным счетом девять подарков. Соответственно, впереди еще двенадцать плюс ассорти для детских рождественских чулок. А от «Квик Той», службы заказа подарков онлайн, до сих пор ни ответа ни привета.

2